Вы не верите в искусство, да и оно в вас. Мы давно потеряли с ним общий язык. Но вот такая забавная рудиментарная штука, как театр может преподнести неожиданные сюрпризы. Не без помощи Mujuice и Виктора Пелевина
Когда месяц назад в редакции речь зашла о каком-то театральном фестивале, никто не хотел идти туда и уж тем более писать об этом. Театр – это мертвечина. Никто не хочет его касаться. Зачем? Я лучше пойду куплю бутылку шампанского и выпью ее в одиночку в сырой подворотне или холодной ванной. И в этом будет гораздо больше экзистенциализма. Хотя, конечно, «что вы знаете об экзистенциализме, дети, хули вы можете знать...». И всё-таки, если я выпью это шампанское, я, кажется, получу больше шансов обнаружить в себе что-то важное, чем если бы я провела два мутных часа в лежащем под слоем пыли агонизирующем театре, ерзая в кресле, в компании женщин, прически которых застыли коркой и не менялись с 1980-х годов.
Неделю назад мне неожиданно повезло. Я посмотрела спектакль по рассказу Пелевина «Хрустальный мир». Показывался он в рамках мероприятия Bookmarket на Винзаводе. Рискуя потерять ваше внимание на этом месте, я добавлю, что вряд ли кто-то затащил бы меня туда, если бы не одно но. В это время я работала редактором в журнале «Хулиган», и один из наших дизайнеров, обладающий такими соблазнительными вещами, как голубые глаза, очки RayBan в роговой оправе и мопед, как-то на этом мопеде подвозил меня до дома. По совпадению, он являлся арт-директором этого спектакля. А меня не каждый день возят на мопеде до дома.
Действие происходит на мрачной улице Петрограда 6 ноября 1917 года. Двое юнкеров, время от времени нюхающих кокаин и колющих в вену эфедрин, стоят на посту около двух последних горящих фонарей на Шпалерной. И, читая на память обширные фрагменты пелевинского рассказа, ждут пока не явится что-то страшное неясных очертаний и не поглотит их мир. Пластичный, как карамель, текст перетекает из абзаца в абзац, музыка, которую с ноутбука играет Mujuice, плавает в воздухе крошками стекла, единственные декорации – черно-белая видеопроекция. И все это пересекается в одной точке, чтобы разнести тебе сознание с тихим хрустом эфедриновой ампулы.
Я сидела в последнем ряду и не знала, что мне со всем этим делать. Где-то, наверное, современный театр и существует. Мы же за последние 10 лет совершенно разучились с ним обращаться. Театр невозможно потреблять – он просто не годен для многоразового потребления. Живой концерт – часть продвижения нового альбома. Пластинку можно переслушать, картину увидеть в альбоме или в Интернете, кино - скачать и пересмотреть. Все, даже самый слезливый катарсис, можно отмотать и пережить еще разок, нажав на replay. А вот с театром - не получится. Приходится невыносимо напрягать мозг и ловить всё в момент воспроизведения. Потом всё неожиданно заканчивается.
А дальше? Дальше, пожалуй, встали с кресел, пошли в гардероб за шубами. Но ни шуб, ни домов не оказалось, как писали сто лет назад во время Серебряного века. Сегодня у нас есть множество занятий, которые позволят слепо пропустить мимо ушей происходящие, наступающие, грядущие мировые события, проспать и забыть их.
«Должна же у человека быть какая-то миссия?» Театр – это последняя область искусства, в которой еще можно задать хоть какой-нибудь вопрос. Мы попадёмся в ловушку и будем вынужденно искать ответ, потому что единственный способ повторить пережитое удовольствие – это думать. А повторять удовольствия мы любим. «Ты никогда не думал, что рожден для чего-то большего?» Какой хороший вопрос. Они смотрят и слушают внимательно. «Хрустальный мир», спектакль по рассказу Пелевина. В одном из цехов Винзавода, на неровно расставленных стульях, молодые и любопытные – аккуратно одетое, обворожительное пушечное мясо истории.
Комментарии
